Рамонь (Панкратов Виктор Фёдорович)
Рамонь, Рамонь – столица детства.
Все, чем живу и чем дышу,
без сожаленья и кокетства
тебе я в жертву приношу.
Когда судьба опять поставит
у трех путей вопрос прямой,
попутчицей мне верной станет
дорога гулкая в Рамонь.
Дорога – лишь она посредник.
Когда ж домчат грузовики,
меня используй до последней
незарифмованной строки.
Рамонь, во мне бушует сила
звонкоголосою бедой.
Меня на сердце ты носила,
поила ключевой водой.
Дома. Наличники резные, –
такой ты исстари была,
верша свои непоказные,
свои приметные дела.
Щедры озер твоих разливы.
Ни от кого не прячешь ты
периферийной, некрикливой
и прямоты, и чистоты.
Иные скептики мне скажут,
что, дескать, перегнул поэт.
С ухмылкой подытожат даже:
такого, мол, взаправду нет.
Но я там жил и видел лично
блеск белоснежной бересты,
стволы берез почти античной
и все ж не строгой красоты.
Босых осин наряд осенний…
Но с незапамятных времен
я приезжал лишь в воскресенье,
как гость, в Березовский район.
И хоть меня упорно к дому
дороги звали и вели,
не принимал, как аксиому,
я притяжение земли.
А в день, когда неторопливо
я возвращусь в свое село,
разудивленно ахнет ива
во все метровое дупло.
Вернусь… Осядет пыль в кювете,
и кто-нибудь из-за плетня
– Где был? –
скупым вопросом встретит
оторопевшего меня.
Рамонь, Рамонь, скажи, не ты ли
те уготовила слова,
являя жесткие, крутые,
но полномочные права?!