Евгений Люфанов (Южанинов Леонид Фёдорович)
(Южанинов, Л. Ф. Евгений Люфанов // У обрыва : роман, повести, рассказы, эссе / Л. Ф. Люфанов. – Воронеж, 2007. – С. 687-689).
Впервые увидел я его в помещении Воронежской писательской организации. Располагалась она на третьем этаже старинного дома по проспекту Революции. Это был 1978 год. Шло обсуждение очередного номера журнала «Подъём», которые тогда проводились регулярно. Вначале с обзором опубликованного номера выступил заведующий отделом прозы журнала Иван Евсеенко, молодой энергичный. После этого свои мнения о напечатанных произведениях стали высказывать собравшиеся здесь писатели. Обсуждение шло горячо и активно.
Меня заинтересовал человек, сидящий у окна, уж очень колоритной была фигура. Полный, в клетчатой летней рубашке, с изжёлта-седыми волосами на голове, с добродушным выражением лица, с густыми сивыми усами, он напоминал мне моржа. Был он в том возрасте под семьдесят, но назвать его стариком язык не поворачивался: вид его был бодр, во всём облике чувствовалась скрытая внутренняя сила. Он сидел молча, не вступая в полемику, как бы отстранённо, но по то вспыхивающим, то потухающим огонькам в глазах, было видно, что он внимательно следит за происходящим. Не выдержал, шёпотом спросил соседа: «Кто это?» Тот шёпотом же ответил: «Люфа-анов!»
Через год я снова увидел его. Он вместе с другим патриархом воронежской литературы Г. Н. Троепольским присутствовал на заключительном дне областного совещания молодых писателей, точнее на разборе наших литературных способностей. Евгений Дмитриевич выступил. Речь его была проста и интересна. Он отобразил современный литературный процесс, немного рассказал о своём творчестве, а в конце поведал свою биографию. Вот это-то поразило меня больше всего! Оказывается, Люфанов рано начал писать и публиковаться, ещё когда жил в Петрограде, затем Ленинграде.
В те времена вся творческая элита ещё жила там, в бывшей столице государства российского, ещё не переехала в Москву. Евгений Дмитриевич встречался со многими знаменитыми писателями того времени, был участником I съезда советских писателей. А с Вячеславом Шишковым, с этим чудесным прозаиком, был дружен. Приведу отрывок из рассказа Люфанова. «Шишков – мужчина крепкий, осанистый, с профессорской бородкой, одевался по-старинному, поперёк жилетки – серебряная цепь от карманных часов. Хлебосольный, любил принимать гостей. Обед у него длился четыре часа. Ели, пили, говорили о литературе, культуре, искусстве, музицировали, читали стихи, прозу, просто беседовали. Много известных писателей, музыкантов побывало на этих обедах, и, обязательно, всегда присутствовала несравненная жена Вячеслава Яковлевича. Шишков был жизнерадостным, остроумным.
Однажды с ним приключился такой случай. Едет он в трамвае. Вор-карманник заметил у него серебряную цепочку, решил стибрить часы. Шишков почувствовал, кто-то шарит на животе. Хвать за руку, повернулся к карманнику: «Ша-а!» Тот тотчас выскочил из трамвая и с возгласом: «Во-от, га-ад! Свой попался!» со всех ног бросился удирать. Рассказывая этот эпизод, Шишков от души хохотал».
В перерыве «молодые» окружили Люфанова, засыпали его вопросами. Задал и я свой: «Видели ли Есенина?» – «Встречался!» – последовал короткий ответ.
И ещё была одна встреча. Состоялась она в Доме актёра на 75-летнем юбилее Г. Н. Троепольского, куда я по приглашению приехал из Россоши. Там Евгений Дмитриевич подарил мне свою книгу «Молодецкий курган».
К тому временем я закончил повесть «Цепи Романова» и намеревался развернуть её в роман. Решил отправить рукопись на суд к Люфанову, уважаемому мной писателю-историку и человеку.
Полученное письмо от Люфанова удивило меня и возмутило до глубины души. Он обвинил меня в том, что я извратил историческую правду, что в 1601 году Михаил Романов ещё под стол пешком ходил – ему было 3 года, а у меня ему 19 лет, и он сослан под Чердынь и сидит в кандалах, в яме. А дело оказалось в том, что Евгений Дмитриевич перепутал моего героя боярина Михаила Никитича Романова с Михаилом Фёдоровичем Романовым, будущим царём, доводящимся племянником моему герою. Раздосадованный, я тут же сел и написал об этом Люфанову. Как ни старался изложить суть его ошибки тактично, горечь сквозила в моих строках. Я не надеялся на ответ. «Маститый писатель, пользующийся любовью тысяч читателей, не станет разбираться в сочинениях какого-то «начинающего», тем более признавать свою ошибку…» – думал я.
Но к своему большому удивлению, очень скоро, через десять дней получил ответ: «Прошу извинить и не очень гневаться на меня, старика. Когда уже под 80, то как раз и бывает проруха».
После этого я ещё больше стал уважать Евгения Дмитриевича. Его писательский талант заискрился для меня ещё одной гранью, светлой гранью честности и порядочности.