Евгений Титаренко (Южанинов Леонид Фёдорович)
(Южанинов, Л. Ф. Евгений Титаренко // Избранные произведения / Л. Ф. Южанинов. – Воронеж, 2011. – С. 541–545).
Один из своих первых рассказов послал я в Центрально-Чернозёмное книжное издательство для коллективного сборника «Молодая проза Черноземья», выходившего ежегодно. И вот в один из приездов в Воронеж зашёл я в редакцию журнала «Подъём». В приёмной меня приветливо встретила секретарь Юлия Багринцева и сообщила неожиданную весть: «На ваш рассказ дал хорошую рецензию писатель Евгений Максимович Титаренко. Но в издательстве рассказ хотят “зарубить”. Так что идите к Титаренко, и пусть он вас защищает! Пусть отстаивает свою рекомендацию!» Я с недоверием отнёсся к предложению Юлии Лукьяновны, но она так убедительно меня уговаривала пойти, так энергично и напористо настаивала, что я согласился. Она написала мне адрес писателя, и я отправился.
Сел на трамвай и с пересадками добрался до улицы Героев сибиряков. Нашёл дом, квартиру. Дверь мне открыл сам Титаренко.
Мы уже были знакомы, познакомило нас в Союзе писателей воронежское литературное начальство. «Женю мы ценим, – говорили о нём. – Он хоть и закладывает за воротник, но!..» – дальше следовало многозначительное молчание. Та встреча длилась буквально пять минут. Раскрасневшийся, куда-то торопившийся Титаренко эмоционально рассказал мне, что из всех рукописей, данных ему на рецензию, он отобрал лишь мою. Особенно понравилось ему в рассказе выражение о строителе: «он спит в монтажном поясе и цепью за жену привязывается…» Это выражение он с улыбкой повторял во время разговора несколько раз.
Я вошёл в жилище писателя – двухкомнатную квартиру. Мебели, за исключением дивана, стола с двумя стульями, не было. Стены тоже были голые. Мы присели на диван. Разговор не вязался. В отличие от первой встречи, сегодня Титаренко был бледен и подавлен. Я понял, что он болеет после вчерашнего возлияния, и решил подлечить его. Сходил в гастроном, располагавшийся на первом этаже дома, и принёс бутылку водки.
Выпили по рюмашечке, Титаренко оживился, ещё по одной – заговорил. Говорил он тихим бесстрастным голосом, но речь его притягивала внимание, убеждала. В нём чувствовалась внутренняя сила и интеллигентность. Выглядел он старше своих сорока лет, лысина через всю голову и усталость во взгляде во многом способствовали этому.
Во время беседы я узнал, что Евгений Максимович окончил Литературный институт, был дружен со многими писателями, особенно тепло отзывался о Эдуарде Асадове.
Когда я поинтересовался судьбой своего рассказа, он после непродолжительного молчания ответил: «Рассказ я одобрил, он мне понравился. А за мной на него дал хорошую рецензию Алёшка (Алексей Кочербитов), он поэт, написал ради солидарности со мной. Но в издательстве меня не любят, я раньше работал там редактором, они на меня злы, и моё мнение будут игнорировать».
– Так надо идти, отстаивать своё мнение! – простодушно воскликнул я.
– Не-ет, туда я не пойду. Бе-есполе-езно! Всё равно рукопись выбросят в корзину. Не-е по-ойду!
После третьей рюмки беседа потекла ещё теплей и интересней. Говорил больше Евгений Максимович, я же на правах гостя и начинающего литератора – слушал. Меня больше интересовала творческая жизнь писателей и меньше всего – обыденщина: о родителях, о бывшей жене. Поэтому когда он заговорил о сестре, я слушал его невнимательно, не думал, что когда-нибудь это будет в высшей мере интересно. «Раиса, сестра моя, по мужу Горбачёва, живёт в Ставрополе. Зять Михаил – большая шишка, первый секретарь Ставропольского обкома. Ну, и она, соответственно загордилась…». Он монотонно рассказывал какие-то подробности о сестре Раисе и зяте Михаиле, но мысли мои перескакивали на другое, более занимающее меня, беспокоящее, в частности судьба рассказа. Из его повествования о них я почти ничего не запомнил, единственно запало в душу – его неодобрительный тон и обида на них. Ну кто же думал, что эта пара станет у руля государства, что Михаил Сергеевич Горбачёв будет Генеральным секретарём Компартии, а затем первым и последним президентом СССР, Раиса же Максимовна – первой леди страны.
Ушёл я от Титаренко под вечер.
Довелось видеть его ещё раз. В 1979 году участвовал я в областном совещании молодых авторов. К нам на семинар прозы заявилась компания писателей «навеселе». Был среди них и Титаренко. Мы смущённо кивнули друг другу, но переговорить не удалось. Компания, как неожиданно появилась, так же быстро и исчезла.
Решил ознакомиться с творчеством своего рецензента. С трудом разыскал книгу «Открытия, войны, странствия…» прочёл взахлёб и был приятно удивлён добротной литературой: Титаренко прекрасный стилист, пишет на одном дыхании, талантливая рука!
Прошло шесть лет. Зять Евгения Максимовича – Горбачёв становится главой государства. Начинается «знаменитая» перестройка и не менее «знаменитая» борьба с алкоголизмом. Думаю, не малую роль здесь сыграла пагубная страсть к спиртному Титаренко: вельможная сестра решила излечить своего брата-писателя, поставить его на правильный путь, а заодно и всех российских мужиков.
Послал я Титаренко в Воронеж рукопись своей повести с просьбой оценить её художественное достоинство. Ответа долго не было. Телефон его тоже безмолвствовал. Я уже перестал ждать. И вдруг получаю письмо… из Орловки, из областной психиатрической больницы. Письмо написано им, но очень неразборчиво и, главное, что меня поразило, – на бланке телеграммы.
Своё недоумение, удивление выразил при встрече Василию Белокрылову. С Титаренко они были друзья, оба прозаики, оба талантливы. И вот что он мне поведал:
«Женя сейчас под надзором, ему сменили квартиру. Живёт в Северном микрорайоне, по-прежнему один. Как только запивает, приезжают на «Волге» двое в шляпах (сотрудники КГБ), заходят в квартиру, берут его «под белы ручки»: «Пойдёмте, Евгений Максимович!» И везут в Орловку, в психиатрическую больницу. Там ему отводят отдельную палату, ставят на стол пишущую машинку, кладут ручку, бумагу: «Работайте, Евгений Максимович!». И он работает. Не пьёт, поведение нормальное – его выпускают. В одно из таких освобождений он заехал ко мне. Выпили. Я пошёл за бутылкой. Ключ не взял, наказал ему: «Откроешь!». Прихожу, звоню – не открывает. Стучу. Не открывает. Что-о такое?! Зову – не открывает! С полчаса бился. Не выдержал, начал пинать дверь ногами, закричал что есть мочи: «Ж-же-еня!» Наконец открыл… И что ты думаешь!? Оказывается, ему показалось, что за ним снова пришли из КГБ».
В последнем письме ко мне от 23.04.1995 года Василий Белокрылов сообщал: «Где сейчас обретается Евгений Максимович Титаренко, право, не знаю. Последний раз мы виделись с ним два с половиной года назад у него на квартире при обстоятельствах, для него печальных, а для меня едва ли не трагических».
Что это за обстоятельства, для одного – печальные, а для другого – трагические, я так и не узнал, смерть Василия унесла их в могилу. Связано ли это с потерей власти четой Горбачёвых или это обыкновенная бытовая драма? Неи-изве-естно!
В своём письме Евгений Максимович рекомендовал прочитанную им мою рукопись отправить в Москву, в издательство «Современник», и оптимистично заканчивал: «Верю в удачу». Но удача – тётка зловредная, а в последнее время и не бескорыстная. И это Евгений Максимович, да и все, честно пашущие литературное поле, писатели знают прекрасно. Никуда я рукопись не отправил! Но верить надо, потерять надежду – дело последнее.