Сова в городе (Семаго Леонид Леонидович)

    Досадно бывает в городской нашей спешке, когда бежишь к остановке, а твой автобус отходит, захлопывая скрипучие дверцы перед носом. Ждать следующего минут десять, а чувство такое, будто уже потеряно даром полдня. Вот так и я посмотрел вслед отдувающемуся и фыркающему автобусу. Да тут же о нём и забыл. В той стороне, дальше по улице, как чёрно-серой шапкой, накрыла врань высокий тополь. Сотни четыре ворон на одном только дереве, а со всех сторон летели и летели ещё, иные даже с куском в клюве. Им было самое время по дворам шарить, а не устраивать такие сборища. Да ведь ворона с куском не к своим летит, а от своих. Значит, ЧП. И, кроме совы, ничто больше не может собрать столько ворон в одном месте.
    Так оно и было. На уровне окон второго этажа, на конце обломанной ветки огромной серой шишкой сидела головастая неясыть, прищурив чёрные глаза. Она в лесу-то родном никогда не садится так вызывающе открыто, а здесь было явное пренебрежение к природному дару маскировки. Тут бы и посочувствовать сове, что по собственной оплошности попала впросак в незнакомой городской обстановке. Но в том-то и дело, что будничная деловая жизнь города уже началась, когда ночная хищница выбрала место для отдыха. Уже шли по тротуарам люди, проносились автомобили, ярким светом сияли окна и уличные фонари. Знала она, что вороны её обязательно найдут.
    А те продолжали слетаться на тополь. Летели вовсе не для того, чтобы свести какие-то старые счёты, а больше поглазеть. Но всё-таки то одна, то другая, то ли вспомнив личную обиду, то ли считая, что эта самая неясыть её прабабку в детском возрасте перепугала, начинали скакать по веткам вокруг совы и орать на весь квартал, распаляя самих себя всё больше. Эти крики привлекали на скандал всё новых товарок. Под деревом валялось несколько рыбьих голов, пустой молочный пакет, кости, куски хлеба, обрезки морковки, брошенные забывшими о еде птицами. Однако на сову это не производило особого впечатления: она не ерошила перья, не щелкала клювом, не хлопала глазами, но и не спускала взгляда с самых назойливых.
    Видимо, от этого спокойствия и прищуренного взгляда остывал пыл самых заядлых, и мало-помалу воронье любопытство и агрессивность иссякли и неясыть осталась одна. Но не надолго. Совсем случайно на не наткнулась синица, что обшаривала дерево за деревом вдоль улицы. Наткнулась и в испуге застрекотала на сорочий манер. На это стрекотание десятка два городских воробьёв прилетели, что тарахтели на карнизе напротив. Ни дать ни взять — уличные зеваки. На эту мелюзгу сова и не взглянула, да и те не осмелились подлететь близко. Знали, с кем встретились!
    Могла ли сова улететь от этой назойливой публики? Могла, но, видно, не было желания. Конечно, вороньё бросится вдогонку, хотя за таким асом ни одной вороне не угнаться. Только на новом месте все повторилось бы сначала. А здесь день прошёл довольно спокойно: на солнышке погрелась и до самого вечера больше никто не докучал. А перед самым закатом потянули вороны на ночёвку, и одна из стай летела мимо. Каждая из двух с половиной тысяч ворон этой стаи села на тополь, каждая, посмотрев на сову, снова летела дальше. Но за эти вечерние полчаса — ни выкриков, ни суматохи. Чуть ли не вежливое пожелание спокойной ночи. А что было утром! И ни один из тысяч грачей, ни одна из тысяч галок, летевших той же дорогой, не удостоили сову ни малейшим вниманием.
    Только засветились фонари и от их света гуще стали сумерки, забеспокоилась сова. Ну теперь, мол, моё время настало!
    Весь день по улице шли люди, сотни автомобилей проезжали и останавливались. Два бульдозера грохотали, старательно соскребая с асфальта снег, хобот снегопогрузчика почти доставал до ветки, где сидела сова, но всё это пугало только ворон, не забывавших об осторожности. Но зато как встрепенулась она, уловив через лязг, грохот и воронье орево едва слышимый звук, похожий на писк мыши! Его издавал резиновый утенок с пищалкой, которого я держал в кармане. Её великолепные уши-локаторы мгновенно отсеяли все посторонние шумы и определили точно место, глаза сразу остановились в нужной точке. Но, не увидев там ничего похожего на мышь, она больше и головы не повернула на повторный писк. Распахнула широкие крылья и понеслась над крышами.
    Случайно ли лесная сова оказалась в большом городе? Вовсе нет. Она живёт здесь всю зиму, но каждый день проводит в новом месте. Чаще всего на крышах самых высоких зданий. И везде каждый день её находят вороны, выдавая всем её местонахождение. Это стало привычным. Вечерами слышно, как раз-другой, а к весне и почаще крикнет сова, но её голос теряется в городском шуме, не привлекая ничьего внимания.
    В самом центре города на пяти тополях собираются на ночь тысяч десять городских воробьёв. Каждую ночь сова берёт с их племени дань, но никто из благополучно переночевавших не знает об этом. У совы безотказная и правильная тактика охоты. Собравшиеся воробьи долго не могут поделить места, ругаются и ссорятся друг с другом и засыпают не скоро. Сова не спешит воспользоваться этой сумятицей, чтобы не спугнуть всех ради единственной удачи. Она не проголодалась за короткий день и может потерпеть. И когда воробьи засыпают, попрятав клювы в перья, уверенные, что здесь у фонарей на них никто не нападёт, неясыть бесшумным полётом спускается с крыши, сдёргивает когтистой лапой одного с ветки и исчезает в темноте. Что случилось, отчего чуть качнулась ветка, кто пискнул спросонок — остальных не потревожило. Спят, а до утра еще одного-двух снимет сова.
    Так что город не только для голубей, ворон, воробьёв. Жил одну зиму филин, не раз ушастые совы встречались, домовый сыч — тот и вовсе здесь свой.

<< Произведения автора

<< На страницу автора